Современное состояние отечественного стеклоделия можно охарактеризовать как кризис, как поиски и как определённые открытия. В этой ситуации на линию открытий твёрдо встали Елена Лаврищева и Владимир Маковецкий.
Владимир Маковецкий, прекрасно знающий природу стекла и имеющий за плечами навык гравёра такой высокой школы стеклоделия как ЛЗХС и Елена Лаврищева, тонкий рисовальщик, выпускница ЛВХПУ им. Мухиной, постигшая композиционное мастерство у К.М.Митрофанова и Ю.В.Жульева – благодатный союз для совместного творчества.
Художники работают преимущественно с оптическим стеклом. В этом материале им лучше всего выразить принципиальную новизну своих произведений. Они сумели соединить плоское рисование по стеклу с выявлением глубинного внутреннего объёма формы путём обыгрывания фактурных элементов материала.
Это – что касается линии их открытий. Но сила, значимость и твёрдость творческой ориентации художников заключается ещё и в том, что они остались в традиции нашего художественного стеклоделия. Более того, они как бы осуществили те бесчисленные претензии, которые предъявляли заводу художественного стекла, о которых писали критики – не надо для этого завода массовки. Индивидуальные, творческие произведения и малосерийные, высокохудожественные изделия на рынок.
И вот, отпочковавшись от своей Almamater, несколько энтузиастов наладили своё дело.
В.Маковецкий был среди лидеров. Фирму назвали «Макграв». И пошло-поехало через рытвины, ухабы, пороги высокое гравировальное мастерство.
Собственно образовался цех холодной обработки стекла, для которого не было никакой заданности . Ни плана, ни вала. Но был рынок. Постепенно наладили связи, нашли заказчиков. Конечно, не обходится без вкусовых давлений заказчика. Но умелая дипломатия фирмы заставляет поверить в хороший вкус и высокое мастерство исполнителей.
Я отклонилась от анализа индивидуальных, авторских работ художников потому, что творческий путь, как путь, как жизнь Елены Лаврищевой и Владимира Маковецкого и состоит из этих двух дорог. И великая честь им и хвала, что они создают эти обыкновенные предметы – сувенирные, декоративные или утилитарные, праздничные изделия на таком же высоком эстетическом уровне.
Итак, вернёмся к другой дорожке. Пожалуй, вернее сказать, к нахоженной тропе в стеклоделии, на которой они так преуспели.
Общее в этой области я уже обозначила. Но когда пишешь о современнике, который здесь, с тобой рядом, и ты держишь в руках его работы и спрашиваешь, спрашиваешь без конца, одолевает пастернаковское : «… дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, в сердечной смуте».
Бесконечно любя эту вдохновенно – трепетную пару, мне хочется раскрыть все их творческие потаённости, противоречия и только те «сердечные смуты» от которых полыхает вдохновение.
По образному звучанию работы Елены Лаврищевой и Владимира Маковецкого – литературны . Авторы отталкиваются от какого-либо сюжета из истории, мифологии и др.
Но сам процесс преобразования столь значителен, что первоначальная основа тонет в знаковых смыслах пластического действа.
«Дракон Горы» – сюжет взят у Толкиена . Дракон изображён в своём могуществе. Он захватил сокровища гномов, сидит на них, никого не подпуская. Он – властелин. И художникам надо подчеркнуть это ликование властью. Пожалуй, именно оптическое стекло даёт исчерпывающую возможность раскрыть это состояние.
Композиция состоит из трёх пластин, высотою в 30 см. В центре оставлен гладкий провал.
В первоначальной модели он был забит изображением этих самых сокровищ. И когда убрали все детали, образное звучание усилилось – пещера, властелин, тайна. Художники всё время идут от смысла, не усердствуют в формальных изысках и в то же время используют весь арсенал фактурных возможностей оптического стекла.
Особенность приёма Маковецкого, как гравёра в том, что он буквально вгрызается алмазным колесом в толщу стекла, того и гляди, прорубит дыру. Но всё идёт своим чередом – введена полированная гравировка, использована грубая матовая поверхность и, главное, остроумно обработаны сколы.
В.Маковецкий рассказывает: «Выбираешь крупным зерном и образуется сверкающая, серебристая фактура из-за того, что крупные зёрна алмаза дают сколы. Первоначально возникшие как нечто вроде отходов от работы колеса они ложатся уже преображённые и сюжетно необходимые ». Художник далее выявляет блики, тени, света, словом, идёт чисто живописная работа. Известный чешский художник Владимир Кляйн , увидев «Дракона», был поражён виртуозностью гравировки и смелостью приёма: «Я всегда боялся этих сколов. А теперь я знаю, что с ними делать».
В целом «Дракон» – первая ласточка, возвестившая о новизне приёма работы со стеклом.
Этот приём заключается в соединении двух объёмов – внешнего /силуэт, пропорции/ и внутреннего /выявление пространственных соотношений деталей и обыгрывание их отражений/. Он характерен для композиции «Рейнике Лис», «Галантные сцены» и для многих других основных произведений.
Другую задачу решают художники в композиции «Дриада». Форма здесь более устойчивая, монолитно – крепкая, не претендующая на игровые эффекты от перестановки составляющих элементов. Гравировка не столь глубока и она более чем в других работах подчинена форме. Дриады – греческие нимфы, которые живут на деревьях и умирают вместе с ними. Литературная основа прочувствована авторами сполна.
Среди предметных работ Елены Лаврищевой и Владимира Маковецкого есть набор «Скифский» – графин и четыре стопы с гравировкой по рубиновому накладу. Художники хорошо сочетали крепкую, чуть приземистую форму с рисунком «звериного стиля».
Удача вдохновила авторов использовать этот декор в другом произведении. Так родилась пластина «Звери».
Существенным в этой работе является то, что художники снова идут от глубинного понимания темы. Можно было ограничиться чисто декоративным подходом, увлёкшись пленительными изгибами, неожиданными ракурсами изображённых животных.
На пластине показана сущность происходящего – борьба. Широко распространённый мотив скифского искусства – изображение зверей « когтящих» друг друга. Орёл « когтит» сразу и шакала и собаку, собака – кролика. Великолепно найдена динамичная композиция по вертикали. Состоялся образ, найден ритм, впечатляет игра искрящегося стекла.
Е.Лаврищева и В.Маковецкий, пожалуй, на сегодня самые экспериментирующие художники. Их пытливое воображение кажется хочет охватить все оставшиеся в этой немыслимо тяжкой ситуации возможности делать из стекла искусство. Диапазон творческих поисков всё ширится. Они стали работать с листовым стеклом. Созданы «Прогулка», « Медитатор», «Ледоколы». В этой области они не одиноки. Многие ищут оптимальные способы художественной выразительности материала. Но для стекольщика эта работа наибол ее уя звима. Чтобы бесцветная плоскость стекла не оказалась хилой аппликацией, вероятно, нужно сильно прочувствовать, поистине энгровскую певучесть линии.
Особое место в творчестве Елены Лаврищевой и Владимира Маковецкого заняла композиция «Пробуждение». Это уже поиски вариантности кинетического искусства. Пять пластов оптического стекла, имитирующих льдины, заключены в металлический каркас под который подведена подсветка и мотор, нагнетающий воздух. От этого пласты чуть колышутся. А по ним гравированное изображение женской фигуры. Подчёркнуто удлинённые, простёртые вперёд руки, тонко очерченный , ненавязчивый, не пошлый
/90 х 60 х 90/ силуэт всей фигуры – всё так пленительно, что повторяюсь / увы! / об энгровской линии. Лучше не скажешь.
Хочу ещё раз подчеркнуть как серьёзно подходят Елена Лаврищева и Владимир Маковецкий к содержанию своих работ, а стало быть и к названиям. Сначала был замысел от Заболоцкого о замёрзшей, уснувшей реке, затем на Московской выставке работа шла под названием «Проснувшаяся река». И я писала о ней «Она проснулась и легла в красе своей неспешной сути. Лесная русская река». Всё соответствовало. И вот последнее – «Пробуждение». Обобщённее. Вернее. Лучше.
Я никак не смогу себя остановить в стремлении запечатлеть все нюансы создания произведения художником, моим современником. Это увлекательное путешествие в тайны творческого процесса приводит меня к одной из вершин искусства Елены Лаврищевой и Владимира Маковецкого – композиции «Ангел». Она особенно личностная и оттого может особенно поэтичная. В ней порыв душ, устремлённых ввысь, вера в нечто «над», а не «по». По жизни в ту пору был разрыв. По-живому рубили, с детьми у обоих. А над всей житейской бездной – огромные крылья. Правда, с названием немного помудрили /как почти все художники, мягко говоря, к названиям своих работ относятся легкомысленно и это часто оборачивается претензией/. Так от «Падшего», «Поверженного», «Раненого», они остановились на лаконичном «Ангел». Он – и их хранитель, и их вдохновитель, и, просто, они сами, устремлённые к извечному высшему.
На этом дыхании Е.Лаврищева и В.Маковецкий ещё порадуют нас своими откровениями.
Нина Василевская
